выходящее за рамки нормы». Среди психиатров бытует мнение, что психически больного человека «понять» нельзя. В противном случае, неясно, в каком смысле являются феноменами одного и того же порядка, например, физическая иллюзия, искаженное восприятие и иллюзия в клинике острого «чувственного бреда»? В каком отношении можно совместить в одно понятие «искаженное восприятие», иллюзию и галлюцинацию?

Наличие различных точек зрения при описании одного и того же феномена оправдывается различием тех конкретных задач, которые стоят перед врачом и перед психологом. Здесь мы констатируем прямую зависимость между объектом «наблюдения» и «понимания»: «Как много мы знаем, как мало понимаем!» – говорил Теофраст. Средства и задачами наблюдения – причины разных оценок одного и того же явления. Получается, что разница между лечащим врачом и психологом, тестирующим больного, чтобы «лучше его понять» – суть операционализм. Возникающие при этом вопросы методологического характера, необходимы для решения главного вопроса данной проблемы – где же «находится» «незаинтересованный» наблюдатель? Общая психопатология «имеет» его в феноменах аутодвойника. Такой «наблюдатель» должен иметь свою реальность, на которую бы, как на экран, проецировались все особенности разведенных, выше названных «экспериментальных реальностей»: клинической и патопсихологической. Этим «незаинтересованным субъектом» с точки зрения клинициста, является также сам больной. Но, врач-психиатр не может ему «доверять», видя наличие у «аутодвойника» бреда или галлюцинаций. Только, когда в субъекте совпадают «аутодвойник» и клиницист, тогда возникает не объяснение, а понимание. Но, история психиатрии знает только два случая такого совпадения, именем которого назван один синдром: Кандинского-Клерамбо!

Известно из психиатрической практики, что «многочисленные и разнообразные галлюцинации, отнюдь не являются простым искажением действительности, а отражают сложный комплекс всей психической жизни больного. Как покажем ниже, даже такие привычные явления здоровой психической жизни, как фантазии, грезы, сновидения, не искажают действительность, а творят ее! В художественных произведениях великих мастеров кисти и пера! Правда, их творчество, порой, оказывается «рядом» с объективной реальностью. Как например, в сюрреальности Сальвадора Дали или Иеронима Босха и Питера Брейгеля (мужицкого). Возникают ли у больного галлюцинации на фоне «тихого звука», громких шумов или сами по себе, они в первую очередь отражают не окружающую действительность (пусть в искаженном виде), а особенности внутреннего мира человека.

«Добавление» к галлюцинациям предикатов – «субъект», «субъективность», дает возможность определить структуру галлюцинаторных феноменов. Вернее, феноменологию субъективной деструкции Общей психопатологии. С этой точки зрения, каждому феномену, у которого есть свой субъект, не важно, «нормальному» отражению «объекта», иллюзорно отраженному «объекту», галлюцинации-без-объекта, всегда предпосылается структура или деструкции субъективности, как некая «матрица», непонятного или неправильно понятого переживания. Нет, следовательно, «ощущения», «восприятия», «представления», «мысли». Но, есть сознание ощущения, сознание представления и т. д. Формы психического отражения – ощущение, восприятие, представление и мысль, выступают не только, как субъективные феномены, но и как феномены субъективности. Поэтому, и иллюзия, и галлюцинация, – все суть субъективное состояние, феномены Общей психопатологии. При этом, понятие «искажение», оказывается «лишним». В Общей психопатологии уже есть и «схизис», и «деструкция».

Г) Экстрапроекция

Возвращаясь к вопросу об экстрапроекции галлюцинации, отметим, что при этом речь всегда идет о предметности феноменов данного состояния. Предметность дается в переживании, как его достоверность. Это качество всецело соотносится с «чувством Я»: субъект «в своем предмете становится предметом для себя» (Г.В. Ф. Гегель. Энциклопедия философских наук. М., 1077, т.3, стр. 30). «Чувство Я» опредмечивается в образе собственного тела: субъект идентифицирует (смешивает) себя с собственным телом, которое находит во внешнем мире, в «объективных» пространственно-временных параметрах. Таким образом, происходит экстрапроекция галлюцинаторного предмета (переживания). Поскольку, следовательно, содержание галлюцинаторных «переживаний» достоверно для субъекта, постольку он и вписывает (экстериоризует) свои «переживания» во «внешний мир». Повторяем, что в Общей психопатологии «внешнее» есть то, что находится по ту сторону «границы» собственного тела субъекта. Если эта граница, с точки зрения, например, клинициста, находится в «пространстве бреда» («кошка в правом предсердии»), то понятия «внешнее» с точки зрения психиатра и общего психолога, кардинально различаются. (См. Л. М. Анашкина. «Зрительные и тактильные галлюцинозы, типология, дифференциация, нозологическая принадлежность, лечение» Ред. М. И. Рыбальский. М., 1977, стр. 6—9). Когда сознание не помрачено, наблюдается определенная зависимость между степенью критичности больного к своим патологическим переживаниям и ассимиляцией галлюцинаторного предмета реальными объектами.

При таком положении дела, возникает структурное (феноменологическое) сближение восприятия и галлюцинации. Оба феномена имеют свой предмет перед собой. А, в Общей психопатологии, внешнее оказывается экстраполированным по ту сторону субъективности. Тем самым можно говорить не только о восприятии «объекта» внешней реальности, но и о восприятии галлюцинаторного «предмета» субъективной реальности. В этом случае термин «восприятие» имеет значение импликата структуры субъективности. Галлюцинация и восприятие различаются не структурой направленности (интенций субъекта), но своими предметами. В восприятии предмет экстравертирован (см. ниже), в галлюцинации – экстрапроектирован. При экстравертированности все предметы = объектам и находятся в объективной реальности. Их достоверность – проблема гносеологическая или мировоззренческая. При экстрапроектировании – все есть предметы. И, эти предметы субъективно реальны. Их достоверность раскрывается в феноменах Общей психопатологии. Понимание возникновения субъективного галлюцинаторного предмета, где галлюцинаторный предмет – клинический синдром для психиатра, и его содержания возможно лишь с точки зрения субъективной деструкции, схизиса. Е. А. Попов попытался построить некую шкалу перехода предмета из объективной реальности (экстраверсии) в субъективную реальность (экстрапроекцию). (См. Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова, 1977, вып. 9, стр. 1422). Эта шкала может быть рассмотрена, как путь к некой более глубокой структуре, в которой «сняты» различения гносеологии и Общей психопатологии. Мы такой структуры не знаем.

Д) О клиническом методе психиатров

Клинический метод психиатров нередко объявляют субъективным. В этом видят его «приблизительность», «неточность», «огрубленность». Иными словами, какую-то ущербность и недостаток. Отсюда, порой тенденция заменить его объективным методом эксперимента. Достаточно указать на попытку экспериментальной шизофрении, с ЛСД, показавшую всю тщетность подобных усилий. Но, при определенной постановке вопроса «недостатки» клинического метода предстают, как его достоинства. Просто следует переосмыслить понятие «субъективность» с позиций Общей психопатологии. Или, рассматривать apriori, включенность субъективности в реальное, от субъекта не зависимый Мир. (См. В. П. Зинченко, М. К. Мамардашвили. «Проблема объективного метода в психологии». М., «Наука», 2001, стр. 345). Необходимо осмыслить простой факт «наличности» (а, не реальности!) каждого субъективного феномена, будь то здравая мысль или бредовая идея. При этом, достоверность есть всегда. Ибо, она субъективна. Кто попытается дать дефиницию «здоровому» и «больному» субъекту, а, не человеку? «Здоровье» и «болезнь», особенно с предикатом «психическая», вещи объективно существующие, но, сугубо субъективные! Человек всегда, при любых обстоятельствах и состояний Духа и Логоса находит себя в в реальном для него Мире. Даже, будучи привязанным к психиатрической койке простынями. И этот «Мир субъекта», для него непоколебимо достоверен. Кто усомнится в реальности своих сновидений, когда видит их? Обнаруживается прямая зависимость (по основным параметрам – пространства, времени, чувства реальности) между степенью достоверности и «архитектурой» мира-для-субъекта. Есть такие «неповседневные», но и не клинические ситуации, когда различение «внешнего» и «внутреннего» стираются. Уже в переживаниях здорового человека: deja vu, jamais vu, вещих снов, которые сбываются, ясновидения, которое подтверждается, псевдореминисценциях, конфабуляциях, контаминациях, в состоянии «эврика» и т.д.! Как часто в нашей цивилизованной действительности, субъект находит себя в «ином мире». Например, в наплывших вдруг, детских переживаниях, или как мужики Шукшина в обществе Сани из рассказа «Залетный»? Мы оставляем в стороне эротические состояния. Этот «нормальный» «онейроид вдвоем»! (А. Г. Амбрумова). Субъект Общей психопатологии, как правило, находит себя в «ином мире», который для него «более реален», чем все, что там, «за окном»:

«Одна половинка окна отворилась.

Одна половинка души показалась.

Давайте откроем и ту половинку.

И ту половинку окна!»

(М. Цветаева).

Здесь для Общего психопатолога возникает проблема, которая не стоит перед психиатром-клиницистом: актуальной реальности и объективной ценности «иного мира». Только череда феноменов «переживаний» Общей